Два веса, две мерки [Due pesi due misure] - Лев Вершинин

В Ливорно, где перекрашивали «Коринну II», собрались все участники экспедиции. Последним прибыл доктор Каллигарис, и отплытие было назначено на следующий день.

Утро выдалось безоблачное, по морю гуляла легкая волна. «Коринна II» вышла из порта и обогнула мол. На корме красовалось выведенное золотистыми буквами новое название яхты — «Тезей». Придумал его дон Феличони. Так же как Тезей, семейство Мильявакка отправилось в путешествие, чтобы освободить пленника — не от Минотавра, как объяснил дон Феличони, но от него самого.

— Конечно! Париде — пленник себя самого, — беспрестанно повторяла синьора Амабиле.

«Тезей» благополучно подошел к острову Таволара и направился к мелководью между Моларой и Сан-Теодоро.

Ливорнский студент, переодетый женщиной, стоял на вахте и должен был обнаружить остров; и вот наконец он возник вдали.

— Боже, в какую глушь забрался мой Париде! — воскликнула синьора Амабиле, разглядывая островок, словно бы плясавший на линии горизонта.

Яхта бросила якорь на крохотном рейде. Моряки натянули на палубе тент от палящего солнца, и вся компания села за стол. Но от волнения никто так и не притронулся к еде. На столе вместо бутылок стояли три бинокля, которые мнимые сотрапезники поминутно наводили на остров. Однако обнаружить хоть малейшие следы Мильявакки им не удавалось.

Вдруг доктор Гриффони вскочил и схватил синьору Амабиле за локоть.

— Вон он! — воскликнул он. — Там, у подножия прибрежной скалы. Он наблюдает за нами. Мы ничего этого будто бы не замечаем, давайте есть.

— Это он! Он! — прошептал Таска, разглядывавший остров в телескоп.

Мильявакка, едва увидел, что к островку подходит странная шхуна, спрятался в тени скалы, чтобы следить за действиями незваных гостей. «Может, они бросили якорь у островка, только чтобы пообедать», — подумал он.

Маленькая бухта была весьма ненадежной защитой от мощных северных ветров, чтобы долго в ней оставаться, и Мильявакка знал, что ни один из капитанов не рискнет провести здесь ночь. Но вот обед кончился, и экипаж «Тезея» спустил лодку, в которую сели трое.

«Решили, верно, набрать воды», — подумал Мильявакка, увидев, что один из них держит два бидона.

Между тем эти трое — ливорнские моряки и Поцци, — вытащив на берег лодку, стали обходить остров, приближаясь к хижине.

Мильявакка решил выйти из своего укрытия. И хорошо сделал — незваные гости уже вторглись в его жилище.

— Как вы посмели войти в чужой дом? — грозно спросил он.

За спиной он на всякий случай держал узловатую палку.

Трое пришельцев принесли свои извинения. Они сошли на берег в поисках воды и вот наткнулись на эту хижину.

— Вы уже были на этом острове? — сурово спросил Мильявакка.

— Нет, — ответил Поцци. — Мы прибыли из Канн и направляемся в Грецию. Наберем воды и сразу же двинемся дальше.

Мильявакка показал им источник, а затем проводил до берега — убедиться, в самом ли деле они уплывают. И тут Поцци увидел в подлеске пирогу и спросил, сможет ли Мильявакка в случае нужды добраться в ней до континента.

— Какое там, — отмахнулся Мильявакка. — Только время зря потерял. Хуже байдарки. Стоит мне чуть сдвинуться с центра, как она опрокидывается.

Хитрый Поцци только этого и ждал. В порыве мнимого великодушия он предложил Мильявакке их лодку.

— У нас есть другая, побольше и с мотором, — сказал он. — Мы отвезем воду, а потом я вернусь, уже один. Вы меня проводите до судна, а затем возвратитесь на лодке — она, считайте, уже ваша.

— Влезайте, — сказал он Мильявакке, вернувшись на остров. — Берите весла. Я сяду на корме.

Мильявакка долго колебался.

«Чего это ему вздумалось дарить мне лодку? Нет ли тут какого-нибудь подвоха? — недоумевал он. — Ведь никто ничего не делает даром».

— Кому принадлежит «Тезей»? — внезапно спросил он.

— Мсье Бертье, — мгновенно отозвался Поцци, — французскому банкиру. Но самого хозяина на борту нет. Там его друзья, все люди небогатые.

Мильявакка медленно направился к лодке, вошел в воду по колено и вдруг прыгнул, упав на дно животом, тут же сел, схватил весла и мощно погреб к «Тезею».

Когда они подплыли к борту, Поцци ловко вытащил лодочный трап.

— Почему бы вам не подняться на корабль? — спросил он. — Могу дать вам немного консервов. Ну и пару бутылок виски.

— Лезьте, лезьте, — сухо ответил ему Мильявакка, увидев, что через борт свесились и глядят несколько человек.

В то же мгновение Поцци схватил его за подбородок и приемом дзюдо уложил на дно лодки. И сразу сверху спустили на блоке большущую сеть, сплетенную из канатов. Мильявакка, словно лев, угодивший в ловушку, был поднят на борт и опущен на палубу.

Вокруг столпились причудливо загримированные друзья и родные. Одни хотели немедленно его освободить, другие предлагали сначала выйти в открытое море. Мильявакка отчаянно вопил и дергался как одержимый, удерживая тем самым всех на изрядном расстоянии.

Верх взяли те, кто предлагали сразу сняться с якоря, и вскоре «Тезей» вышел в открытое море. Дон Феличони и Дирче судорожно пытались распутать сеть. От неловкого движения у дона Феличони слетела с головы соломенная шляпа и упали фальшивые усы и борода. Мильявакка, который с громкими проклятиями выбирался из сети, внезапно умолк.

— Дон Карло! — тихо воскликнул он.

Тут и Дирче отклеила усы, превратившие ее в молодого парня. Узрев лицо дочери, Мильявакка издал пронзительный вопль. Теперь он стоял на палубе, полуголый, в едва прикрывавшей бедра козьей шкуре. Доктор Каллигарис, синьора Амабиле и все остальные принялись торопливо срывать камуфляж, чтобы Мильявакка поскорее узнал и их. Капитан и рулевой тоже подошли полюбоваться этим спектаклем. А Мильявакка стоял в центре живого полукруга, словно генерал перед кучей дезертиров, хмурил брови и грозно тряс головой, исполненный праведного гнева.

— Трусы! Подлецы! Подонки! — взорвался он наконец. — Предатели!

Он оглянулся вокруг, и взгляд его упал на руль шпиля. Он сдернул его и внезапно огрел рулем по голове доктора Гриффони. Все остальные окружили Мильявакку и обезоружили его. Один из ливорнских моряков со всей силы ударил его коленом под зад и, пытаясь повалить, порвал поясок козьей шкуры.

— Прекратите! — крикнула моряку синьора Амабиле. — Как вы смеете!

А Мильявакка, теперь совершенно голый, прижал руку к вспухшему крестцу и заплакал, обводя всех затравленным взглядом.

Сколько раз после очередной выходки сыновей он с притворным отчаянием восклицал: «Ну и натворили сыночки дел, не знаешь, смеяться или плакать!»

Сейчас горе его было искренним. Он причитал, судорожно всхлипывая:

— Подлецы! Что вы со мной сделали! Приехали, схватили и хотите, словно дикого зверя, возить в клетке. Чтобы объявить меня умалишенным! Чтобы уничтожить меня!

Он отскочил в сторону и ринулся к борту, но один из моряков ухватил его за лодыжку, и Мильявакка, словно рыба, выброшенная на берег, плюхнулся животом о палубу. Он сжался в комок и уткнулся головой в колени.

Сначала Амабиле, потом дочь, Лилли и Лолли, Роза Каластретти, а затем и остальные кинулись ему в ноги, умоляя простить их.

После долгого молчания Мильявакка поднял голову и огляделся вокруг. С помощью студента он встал и вдруг выкрикнул:

— Судно несет на скалы! — и бросился к рулю.

«Тезей» свернул в сторону, когда был всего в нескольких метрах от подводной скалы, еле заметной из-за прилива.

— Без меня вы бы сели на мель, — сказал он, оставив рулевое управление и прикрыв стыд капитанской фуражкой, которую нашел возле компаса.

Надев штаны и рубашку, он снова встал у руля и на полной скорости повел судно в открытое море. Подул сильный встречный ветер, и Мильявакка со своего капитанского мостика приказал:

— Поднять паруса.

Старший сын, Энрико, прозванный просто Ико, подошел и начал рассказывать о положении дел в «Фульгоре». Сказал, глядя на темнеющее на востоке небо, что американцы в самый последний момент, когда стало известно о его исчезновении, отказались купить пятьдесят процентов акций. Ико и дальше повествовал об одних лишь печальных событиях, последним из которых был поджог склада в Казерте.

— Ты бы хоть что-нибудь приятное рассказал.

— Нет хороших новостей, представляешь, даже наша футбольная команда выбыла из второй группы в третью.

Мильявакка передал руль одному из моряков и подошел к группе, отстоявшей от него на некотором расстоянии.

— Все вы жалкие скоты, болваны! — воскликнул он. — Стоило мне исчезнуть, как начался разор. Я возвращаюсь домой поправить дела «Фульгора», а потом опять уеду. Но не на Сардинию, а в Австралию. И уж больше вы меня не найдете!

На горизонте уже возник остров Корсика, и яхта направилась в Порто-Веккьо, где Мильявакка решил провести ночь. На другие сутки они доплывут до Эльбы, а еще через день пути достигнут Ливорно.